- Ну все, дальше нам не по пути. Слезай. – Голос крестьянина звучал сухо и равнодушно. Мерно всхрапывали волы, принявшись вновь пережевывать жвачку. В сонном предвечернем, напоенном жарой воздухе надоедливо зудела мошкара. Незримый ветерок еле слышно колыхал запыленную листву росших по обочинам дорог деревьев. От раскинувшихся по правую руку полей веяло теплом и тянуло приятным сладковатым запахом сена.
Вскинув на плечо небольшую, успевшую за последние пару дней порядком полегчать, котомку, Веста спрыгнула с телеги. От долгой дороги ноги ее затекли, и было неплохо размять их. Мощеная битым булыжником дорога уходила направо, теряясь меж перелесков и лоскутов заделов. Воздух плавился и колыхался, и казалось, будто земля перетекает в небо. Веста обернулась, отыскивая взглядом меж кустарника хрупкую неприметную тропу, уводящую в противоположную сторону, - туда, где тяжелыми бурыми шапками возвышался угрюмый лес.
Старик-крестьянин кашлянул.
- Ах да, сейчас… - Сунув руку за пазуху, Веста извлекла на свет божий пару медяков – последние из запасов. Взвесила их на ладони, придирчиво осмотрела – и кинула одну из них вознице. – Спасибо!
Тот поймал монету, и, смерив девчонку взглядом, неободрительно прищелкнув языком.
- Не знаю уж, чего ты в тех краях забыла, да только нечего такой, как ты, там делать. Недобрые это места.
- Не твое дело. Люмен не оставит, Керр не сожрет. – Ответила та, нимало не дрогнув.
Ей ли, в чьих венах текла кровь самих Серафим, - и бояться?..
Глупый старик.
- А, штоб тебя!.. Хорошей дороги. – Махнул рукой тот, щелкнул кнутом, понукая усталых животных. С натужным скрипом телега тронулась – и вскоре исчезла за поворотом, окутанная клубами пыли.
Аня хмыкнула, глядя ему в след.
… Ей было не больше пятнадцати. Точнее, должно было исполниться, если бы… Да какая, к бесам, разница? Черные волосы, небрежно перехваченные кожаным обручем – свободными прядями спадали до середины спины. Яркие выразительные глаза под густыми, слегка нахмуренными, бровями, узкие, выдающие упрямую и склонную к противоречиям натуру, губы, за которыми скрывались прелестные белые зубки… Чересчур бледная тонкая кожа, на висках – хрупкие синие жилки. Гибкая фигурка, с только-только обозначившимися девичьими формами – затянута в узкий дорожный костюм, сшитый из простого, но прочного полотна. Ноги – обуты в мягкие кожаные мокасины (к слову, весьма удобные). Для своего возраста она была миниатюрной. Не то что эти деревенские коровы – жрут так, что, того и гляди, лопнут! Нет, она, Веста-Виолетта Мерей, - другая. Дочь почтенного и почитаемого старосты…
…Пожалуй, самого захолустного городка во всех Людских землях, к тому же имевшего несчастье скончаться аккурат два оборота назад. Не оставив ей, единственной наследнице, ровным счетом ничего, - кроме долгов и злобствующей толстухи-мачехи, ненавидящей ее до потери пульса. Ане вспомнилось мерзкое, перекошенное гневом лицо старой ведьмы.
Проклятье Саккары!
Вздохнув, она привычным жестом поправила ремень сумки, и ступила на тонкую стежку тропы, нырнув под нависшие ветви тальника, по грудь окунувшись в густое разнотравье. Стрекотали кузнечики, пели цикады. Вот из травы поднялись жирные куропатки, с шумом взлетев перед самым лицом, едва не задев ее крыльями.
Веста подняла личико и взглянула на тронутое первыми закатными красками небо.
Рука сама собой потянулась к припрятанному за пазухой куртки медальону. Металл тут же отозвался, ударив мягкой пульсацией теплой энергии о ладонь.
Отец никогда не рассказывал ей о матери, - будто скрывал от нее что-то, какую-то тайну. Но она знала, да. Она всегда знала, кто она! И этот, найденный в отцовском столе медальон – тому доказательство! Да и не отец он ей был вовсе, она всегда знала это. Ее не обманешь. Не мог быть ее отцом этот никчемный человечишка, думавший только о налогах и преклоняющийся перед важными напыщенными «породистыми» господами… Нет, нет, нет! Не место ей в этом проклятом захолустье! Там и без нее дурочек хватает, готовых драться за дешевые безделушки и местных свинопасов…
..Поле кончилось. Тропа уводила в подлесок. Пробравшись сквозь заросли кустарника, Веста будто очнулась в ином царстве. Могучие стволы елей возносились высоко вверх, где-то там, под самым небом, сплетаясь подобно куполу. Стежка прихотливо виляла меж кочек мха, подернутых тонким кружевом мелких лесных цветов. Голубые и белые соцветия словно подмигивали ей. Нагнувшись, она сорвала пригоршню кисло-сладкой брусники. Вкус ягод напомнил ей детство. Когда-то она, совсем еще крошка, сбегала от взрослых в лес. Восхитительное чувство – смесь одиночества, радости и страха – сжимало ее сердечко. Хотелось раскинуть руки – и полететь, далеко-далеко, уткнуться лицом в белую вату облаков… Что так беззаботно парят в голубом бездонье придуманного богами неба…
Тогда ей казалось – стоит только пожелать – и она сама взлетит будто птица, что ее дом – не здесь, на пропитанной скорбью земле, - а там, высоко, в хрустальных чертогах… Где беззаботно пируют бессмертные божества. И их сила – в ее руках.
Однажды тот, кого она звала отцом, принес ей в подарок книгу. Дешевое издание – «Предания Священной Анкарии». Жиденький переплет, тусклые страницы… но именно из нее, из этой книжицы она впервые узнала о Серафимах. Небесные воительницы, прекрасные и гордые, - ангелы, незримо стоящие на страже этого мира… И тогда-то она поняла – вот кто ее мать! И вовсе не человек она, а Серафима, - пусть всего лишь на половину…
С тех пор все изменилось. Жизнь сразу показалась другой… Отец… да что он мог с ней поделать? Разве простому человеку под силу справиться пусть с юной – но с Серафимой? Все чаще она убегала из дому, все чаще ругалась с теми, кого прежде считала родней. И даже обещания мачехи поколотить ее за своеволие были бессмысленны. Когда же отец покинул мир – Веста видела в этом не трагедию, а… свободу. О да, отныне ее ничто не связывало. Она обязательно отыщет Серафим, а когда вернется… а она обязательно вернется… вот тогда все узнают, КТО она на самом деле!!!
Но где-то внутри нее, там, где билось маленькое девичье сердечко, жила еще одна мечта… Самая сладкая и заветная, - мечта, которую она берегла пуще других. Частенько, лежа в постели и находясь на грани яви и сна, она подолгу грезила… В сущности эти фантазии мало чем отличались от чаяний ее сверстниц. С одним лишь отличием – она искренне верила, что однажды… да-да, однажды… когда-нибудь… ее желание сбудется. «…Ах, если бы у меня был друг… Тот, кто понимал бы меня по-настоящему, и любил бы вот такой, какая я есть, без упреков и занудных нотаций. Не прекрасный принц, эти постные «доброхоты» все как один скучные и одинаковые… Ну уж нет!! Он, ее герой, будет совсем другим. Настолько могущественным и сильным, что мог бы одной рукой низвергнуть этот проклятый мир в пропасть… и с той же легкостью бросить его к ее ногам… Мудрый как древний дракон… И столь же непредсказуемый…» Конечно, это была глупая, пустая мечта. Нету на свете таких. Нет – и не бывает. И все же она продолжала верить. Этого требовала ее душа… душа юной бунтарки и прежде всего – девушки, жаждущей обрести защиту и, одновременно, стремящейся осознать свое женское предназначение. Иногда ей казалось, будто его образ являлся ей во сне – далекий и зыбкий, как отражение в горном ручье. И одновременно такой реальный…
«Кто ты? – Беззвучно кричала она во тьму, всем сердцем желая услышать если не ответ, то хоть отзвук его голоса… Напрасно. И все же она чувствовала, да, - тот, о ком она грезит, ждет ее где-то там, впереди… Далеко-далеко…
Веста вздохнула.
Однажды приятельницы зазвали ее на вечерние посиделки у костра. Был такой обычай – накануне священного праздника Солнцеворота, когда всемогущие боги спускаются на землю, дабы вмешаться в судьбы смертных – и бессмертных своих подданных, мягкой поступью незримо шагая по Анкарийским просторам, - девушки и парни собирались по отдельности, чтобы, обратившись к великим путникам, испросить у них ответы на самые сокровенные свои вопросы. Каждый из гадающих избирал того бога, у которого намеревался пытать ответа. Как правило, девочки выбирали в советчицы Кибелу либо мудрую Форенс. Веста же, как всегда, пошла против правил… Когда настала ее очередь, обнаженная, худенькая и гибкая, будто прутик, гордой поступью вошла она в начертанный на земле круг, посреди которого жарко пылал костер.
- Великая, могучая Керр!!! Направь меня и укажи имя того, в чьи длани ляжет мое сердце!!!
Подруги как одна испуганно взвизгнули и бросились в рассыпную. Немудрено – кто же в столь чистый и светлый час взывает к темным, недобрым силам, к самому воплощению древнего исконного зла???
Однако Веста не испугалась. Прямая как струнка, с гордо поднятой головой стояла она пред костром, ожидая ответа.
И Керр снизошла до нее.
Пламя жестко затрещало, взметнувшись кровавым столбом до самых верхушек мшистых великанов-елей, обрушившись вниз обжигающим дождем. Не забоявшись, Веста протянула вперед руки… И в тот же миг огонь обрел плоть, явив на краткое мгновение гигантскую, обагренную кровью, фигуру… Жуткая лапа рванулась вперед, готовясь схватить девчонку… когтистые пальцы коснулись ее лица, скользнув вниз по щеке… и тут же исчезли, будто и не было вовсе. А затем пошел дождь. Чистые потоки воды хлынули с оскверненных небес, обращая кострище в горку шипящих истекающих сажей углей…
А Веста все так же стояла, подставив лицо дождю. Странное чувство переполняло ее… Несомненно, великая Керр дала ей ответ… Но что он мог значить? Был ли тот, кто явился к ней из огненной завесы, ее избранником? Или то был недобрый знак, печать проклятья?
Она не знала… Но долго еще вспоминала ту заповедную ночь…
…Темнело. Солнце, заваливаясь за горизонт, уронило на землю последние отблески света. Вильнув, в последний раз, тропка оборвалась у черного провала пещеры. Напрасно Веста пыталась рассмотреть предусмотрительно взятую из дома карту – в темноте не было видно ни зги.
Не может быть… Она не могла перепутать. Это должна быть верная дорога…
Ох нет… И как только она могла так ошибиться?
– Брр… Холодина-то какая. Этак я скоро в ледышку обращусь.
Остановившись, она скинула с плеч котомку и, со свойственным всем подросткам нетерпением, принялась дергать завязку.
- Ну, давай же, развязывайся наконец! – Нагнувшись, она ухватила зубами узел, пытаясь вытянуть запутавшийся ремешок. Наконец, сумка развязалась, и Веста извлекла из нее удобный плащ, а за ним – горбушку хлеба, пару головок лука и плод топинамбура. Задумчиво посмотрев на лук, отложила его в сторону, и, накинув на плечи спасительную «теплюшку» - так она называла плащик, - принялась грызть подсохшую горбушку, запивая водой из маленькой фляги. Терпкая, набранная из встреченного ею ручья, вода обжигала пересохшее горло. Но самое обидное – она не знала, где находится.
Только теперь она поняла, до чего же устала. Тяжесть разлилась по телу, глаза слипались.
- А ведь я заблудилась. – Пустым, равнодушным голосом бросила девушка, оглядываясь вокруг. Белесая нить тропы исчезала в подступающем мраке. Откуда-то издалека донеслось протяжное уханье совы. Чуть позже скользящий меж стволов ветерок донес отзвуки тоскливого волчьего воя. Заунывная песня плыла над лесом, извещая его обитателей о начале ночной охоты.
От этого тоскливого, не предвещающего ничего хорошего, звука Аня поежилась. Да и волки ли то были?
Ей неоднократно приходилось слышать об обитающих в здешних лесах вурдалаках – хищных и мерзких тварях… Впрочем, ей-то до них какое дело. Она Серафима, а Серафимы – бессмертны.
Тем временем вой стал громче. Тени будто сгустились вокруг, обретая внушающий страх облик. С бесстрашием убежденного в своей силе подростка Веста смотрела во тьму. Вот вспыхнула пара зеленых огоньков.. Вторая… Третья…
Четвертая…
Арррррх!!!
Твари были вокруг. Они чуяли ее, нутром впитывая запах добычи.
Черные шевелящиеся тени с изогнутыми когтями.
Отступив назад, Веста прижалась спиной к могучему стволу тысячелетнего вяза. Выхватив из-за пазухи медальон, она в отчаянии подняла его вверх над собой, одновременно прошептав выгравированные на обратной его стороне слова:
«Сила света! Голос богов! Защити!!!»
