…У-у-у-у….
Тоскливо воет в трубе. За узким, занавешенном грязными тряпками оконцем – темно. Издалека доносятся отзвуки грома, изредка вспыхивают зарницы. Как холодно! Печь давно не топлена – нет денег, чтобы купить дрова. Скоро кончится сырое и холодное лето, за ним придет осень, а там и до зимы рукой подать… Хотя снега он так и не увидит. Мать говорила, что где-то далеко-далеко, за морем-горами, есть остров, весь покрытый снегом. Он белый-белый и пушистый… И вовсе не похож на те колючие градины, что иногда сыплют с неба.
Инжи поежился, пытаясь натянуть на себя шитое из лоскутов одеяльце. Напрасно: старшие братья, как всегда, забрали покрывало, оставив ему лишь самый краешек. На всякий случай он еще раз попытался отвоевать одеяльце, за что получил ощутимый пинок пяткой в бок. Спорить было бесполезно. Ведь он самый младший в семье. Ему едва только минуло пять.
Вздохнув, он поджал под себя ноги, дрожа как осиновый лист, прижав к себе найденную им вчера – но уже ставшую любимой игрушку.
Их семья была слишком бедна. Мальчишки - а их было четверо, и все погодки – росли как трава в поле. Игрушками им служили глиняные свистульки, и всякая прочая ерунда, оживленная детской фантазией. О большем мечтать не приходилось. Да и до этого ли было? Порой и поесть было нечего. Отец с утра до ночи надрывался на тяжелой неблагодарной работе – он был помощником мастера на кожемятне. Тех грошей, что он приносил домой, едва хватало, чтобы оплатить долги и налоги. К тому же постоянная работа с едкими химикатами подорвала его здоровье. Инжи слышал, как мать по ночам частенько плакала, умоляя отца подыскать другое дело. «Как нам быть, если ты нас оставишь?» - сетовала она, и сердечко мальчика испуганно замирало. Без отца им не выжить. Они еще слишком малы, чтобы самим браться за работу, а мать… да что мать! В лучшем случае их ждет удел стать рабами.
Инжи видел рабов, когда они с матерью ездили в город, чтобы обменять скудный урожай репы на зерно и муку. Видел серые, источенные голодом и горем лица. Видел тяжелые кандалы, стискивающие их покрытые кровавой коростой щиколотки. Видел полное самодовольства лицо надсмотрщика-эльфа…
При этом воспоминании кулачки мальчика сжались. Нет! Нет, нет! Н этого не допустит! Уж лучше пойти к разбойникам, примкнуть к одной из рыскающих по округе шаек отчаянных искателей чужой наживы. Да, жизнь их коротка и полна опасностей. Но это уж точно лучше, чем окончить жизнь под плеткой хозяина-эльфа…
Мальчик еще сильней прижал к себе игрушку, и вдруг вздрогнул. Ему показалось, или в темноте выполненные из красного стекла глаза-бусинки в темноте вспыхнули?..
..Вчера. Он нашел ее вчера – эту маленькую фигурку непонятного существа с телом человека и мордой собаки. Выполненная из дерева с металлической инкрустацией, она была такой… необычной. Руки и ноги ее были соединены винтиками, так, что могли сгибаться. В правой руке была зажата сабля. Точь-в-точь как настоящая – даже порезаться можно. Маленькая – всего-то в пол-локтя в высоту – игрушка поражала совершенством. Она была словно живой. Узоры на покрытых пылью доспехах переливались на свету. Подвески на миниатюрном шлеме свободно свисали на грудь. Увы – к огорчению Инжи, одно из длинных ушек было отломано. А поперек морды шла трещина – словно кто-то пытался сломать ее. Одна из рук также плохо двигалась – видимо, крепления были погнуты. Она валялась на полу старого разрушенного храма, что некогда стоял на вершине парящего над долиной холма. Инжи с братьями и другими мальчишками частенько сбегали туда играть в разбойников и охотников – не смотря на строгий запрет родителей. Вот и на этот раз они заигрались дольше прежнего. Возня помогала забыть о вечно грызущем голоде. Солнце уже садилось, когда Инжи пришла в голову мысль забраться в разрушенное крыло – туда, где прежде не решался зайти. Прогнувшись, чтобы не задеть вихрастой головой об обвалившуюся балку, он поник в темный, заваленный обломками камней, зал. Здесь был разрушенный алтарь и разбитые могильные плиты. Мать говорила, этот храм был ужасно древним – таким, что, должно быть, помнил Великую войну, сказки о которой передавались из уст в уста уже многие поколения. Все здесь дышало тленом и забытьем. И, хотя часть стен храма местные жители разобрали, чтобы использовать для строительства жилья и печей, - это крыло оставалось нетронутым. Чихнув от набившейся в нос пыли, Инжи взобрался на одну из плит, и тут внезапно ощутил, будто кто-то пристально на него смотрит из дальнего угла. Памятуя о байках об обитающих здесь призраках, мальчик было испугался. Но, присмотревшись, понял… да это же игрушка! Маленькая и безобидная! Присыпанная штукатуркой и камнями, она лежала в углу, кем-то в спешке брошенная… Инжи бросился к ней и, раскидав камни, освободил свое сокровище. Сердечко его билось от восторга. Игрушка!!! НАСТОЯЩАЯ!!! Такого он еще никогда не видел!!!
Поспешно рукавом отер пыль с полированного тельца и стеклянных глазок-бусинок, не в силах сдержать восторга. Игрушка была совершенна. Лишь немного сломана… Позади тельца были какие-то кнопочки и рычажки. Инжи пытался их нажать – но древний металл не поддавался. «Ну и ладно! Все равно она моя!» - подумал мальчик, и поспешил обратно, прижимая к сердцу находку.
- Что это у тебя? А ну, покажи!! – Обступили его братья. Но Инжи не собирался им уступать. Не смотря на свой возраст и щуплость, дрался он как настоящий волченок. Остальные мальчишки знали об этом, а потому отступили.
- Не хочешь показать – не надо. Все равно потом отберем. Больно жирно одному играть!!!
…Инжи знал, что не отдаст. Ни за что. Нет. Это ЕГО сокровище. Он обязательно попросит отца починить его…
…Глаза слипались сами собой. Ему показалось, или он услышал как в ушки ему льется мягкая успокаивающая мелодия… От которой становилось так хорошо и спокойно…
…Лишь когда дыхание мальчика стало ровным, а руки расслабились, музыка, слышимая ему одному, стихла. Стеклянные глаза древней игрушки вновь вспыхнули – и потухли. «Режим отдыха активирован. Задача выполнена. Система переведена в режим покоя».
